Я вспоминаю сейчас подмосковный дом отдыха, давнюю новогоднюю ночь, и себя – с пальцами, обожженными взорвавшейся в руке петардой. И поддатую пожилую медсестру из травмпункта. Она вытирала мне слезы и поила водкой – единственным обезболивающим, бывшим в наличии (зато — с избытком). А пальцы мазала йодом (единственным дезинфицирующим средством). Добрая тетя гладила меня по голове, смотрела в звездное небо и шептала (обращаясь, скорее к себе, нежели ко мне):
– Ниче, девонька, все хорошо. И все возможно.
Здесь, на Крите, мне говорили тоже самое огромное сердце над древним городом – на западе острова, и яркая луна над бескрайними берегами и летающий за сеткой попугай – на востоке. Да, все возможно. Или иначе – today is life.
Вторую часть хипповского девиза мы вполне осознали в Аммударе, когда за нами более суток не прилетал самолет, и мы ходили по заветному кругу: ресепшен-пляж-ресепшн. Я знаю теперь – «Tomorrow never comes» – это День сурка.
Поэтому…
Завтрашний день должен приходить. Обязательно! Даже если «сегодня» не безобразно, а прекрасно. Пусть оно уйдет в свой срок. Даже если вместе с ним зайдет за гору нереальная луна.
Пусть наступит новое утро!
